Пролетариат в современной России остается самым крупным социальным классом, однако его самоощущение, надежды и взгляды на жизнь мало кого интересуют.
Советский диссидент Вадим Белоцерковский, посвятивший свою долгую жизнь идеям рабочего самоуправления и коллективной собственности, как-то рассказывал мне, что один из отечественных иммигрантов еще на заре Перестройки сказал ему: «Мы дадим вашим рабочим телевизор, пусть работают, смотрят его и не высовываются».
Эти слова очень хорошо отражают взгляд советской, да и постсоветской интеллигенции на рабочих как на потенциально опасный, реакционный слой общества, склонный к поддержке всяческих авторитаризмов, как на эдакого «коллективного Шарикова» за которым нужен глаз да глаз. Именно с засильем в верхах выходцев из рабочих и крестьян советская интеллигенция связывала собственное подавленное состояние. На самом деле все во многом было не так.
Тот же Белоцерковский говорил, что интеллигенция судит о рабочих по пьяному сантехнику, приходящему ремонтировать текущий кран, а о том, как живут и работают настоящие промышленные пролетарии, не имела никакого представления. В чем автор этих строк неоднократно убеждался на собственном опыте еще в советские годы.
Например, однажды я рассказал сотруднице одной научной библиотеки, что отпуск рабочего в СССР официально составлял 15 рабочих дней, тогда как секретарша той же библиотеки, даже без высшего образования, имела по тогдашнему КзоТу 22 дня отпуска. «Не может быть!», — сказала потрясенная дама, добавив немного погодя, что вероятно, это компенсируется высокой зарплатой рабочих (еще один миф советской интеллигенции — рабочие получают больше человека с высшим образованием). Да нет, сказал я, зарплаты рабочих и интеллигентов примерно равны друг другу…
Культурный шок, пережитой этой дамой после моего сообщения о приниженном в реальности положении рабочего класса в советском обществе, был вполне объясним. Она была такой же жертвой официальной пропаганды, как и миллионы других советских людей, которых повсюду окружали плакаты с могучими розовощекими рабочими с завернутыми по локоть рукавами, с официальной трескотней о классе-гегемоне и тому подобным.
С тех пор прошло тридцать лет, и сегодня мы можем лишь констатировать, что с пролетариями физического труда в постсоветской России произошло примерно то, что и обещала им наиболее радикальная часть либеральной интеллигенции. Рабочие тихо работают, смотрят телевизор (хотя и не все, но об этом ниже) и уж точно — не высовываются, если под этим подразумевать их участие в политике.
Впрочем, телевизор и сетевые СМИ рассказывают нам теперь другие байки. О том, например, что рабочие являются опорой нынешней власти, о том, что если что, они приедут с «Уралвагонзавода» в Москву и защитят Владимира Владимировича от смутьянов, выходящих на всякие там «болотные» митинги.
Тем, кто более менее внимательно следит за политическими процессами в современной России, вероятно памятны подобные заявления, с которыми в 2012 году от лица рабочих того же «Уралвагонзавода» выступил начальник его сборочного цеха Игорь Холманских, сделавший потом головокружительную политическую карьеру. Напомню, что из менеджера своего предприятия он в мгновение ока превратился в представителя президента РФ в Уральском федеральном округе. Однако насколько его политические предпочтения соответствуют взглядам рабочих, об этом никаких достоверных данных до недавнего времени не было.
Дело в том, что за последние три десятилетия никаких исследований насчет того, что же на самом деле думают российские рабочие о политике, о самих себе и о своей жизни, не проводилось. Что подтвердил мне на днях такой мэтр отечественной социологии, как глава «Левада-центра» Лев Гудков. Периодически в СМИ появлялись только довольно скупые сведения о забастовке на том или ином предприятии, но этим все и ограничивалось.
В связи с этим, презентованное на днях в «Новой газете» локальное исследование социально-политических взглядов рабочих, проведенное автором этих строк в двух российских городах на основе анкетирования, фокус-групп и глубинных интервью, представляет собой некий небольшой качественный срез, на основе которого можно получить определенные представления о том, что думает, чем живет и дышит современный рабочий класс России. Естественно, в этой работе использовались также и количественные социологические опросы ведущих российских центров изучения общественного мнения, а также данные официальной статистики и мнения экспертов.
Отметим, что в ходе работы ее масштаб и объемы значительно увеличились в связи с тем, что к ней подключилась группа исследователей современных российских левых партий и движений. В итоге получился объемный доклад, состоящий из двух частей. Первая посвящена как системным, так и несистемным российским левым партиям, группам и движениям, а вторая исследованию социально-политических взглядов рабочих.
Соединить в одном докладе исследование левых и рабочих, на первый взгляд, было достаточно логичной идеей, поскольку согласно традиционным представлениям, первые всегда в той или иной мере представляют и отражают интересы вторых, а эти последние, соответственно, поддерживают первых. Однако в современной российской реальности картина оказалась, мягко говоря, несколько более сложной.
Забегая вперед, можно сказать, что итог обоих исследований — и левых, и рабочих — подтвердил первоначальную гипотезу автора этих строк о том, что в реальности современные левые и рабочие пересекаются очень слабо, даже тогда, когда первые пытаются непосредственно работать со вторыми.
Одна из основных проблем современного левого движения, о которой говорится в заключении доклада о левых, состоит в том, что «с точки зрения левых ценностей и левой идеологии интернационализма и демократии, КПРФ и часть несистемных левых России, по сути дела, левыми не являются. Скорее это правопатриотические организации под красными флагами».
Еще одна проблема состоит в том, что системные левые, к которым по преимуществу отнесены партии, имеющие фракции в Госдуме — КПРФ и «Справедливая Россия» — «действуют в рамках отведенных им ниш и не являются независимыми политическими силами». С другой стороны, «несистемные левые слабы, что объясняется устойчивостью существующего режима, который в пропагандистском смысле освоил социальную повестку и перетянул значительную часть левого электората на себя».
Помимо этого в докладе констатируется, что несистемные левые сильно раздроблены, атомизированы, состоят «в отношении конкуренции или прямого конфликта друг с другом и с КПРФ», и сегодня больше напоминают «клубы по интересам, группы футбольных фанатов, тусовки неформалов или интеллектуальные кружки, чем политические движения».
Что же на этом фоне представляет собой современный рабочий класс?
Для начала отметим, что, несмотря на мощнейшую деиндустриализацию 1990-х годов, сегодня в России, согласно официальным выкладкам Росстата (последние данные за 2017 год), численность городских и сельских квалифицированных и неквалифицированных рабочих составляет 26,446 млн человек, или 36,65% от общего числа занятых в стране (72,142 млн человек). Это означает, что рабочие сегодня являются самым крупным социальным слоем экономически активного населения России, многократно превышающим по численности другие большие категории — бюджетников, силовиков и так далее.
Однако до недавнего времени в социологическом плане российские рабочие представлялись некоей Terra Incognita. Вроде, они есть, но их как бы и нет. Классический «класс в себе».
В связи с этим, один из основных вопросов, задававшихся при проведении фокус-групп и индивидуальных интервью, состоял в том, кем рабочие считают сами себя. Этот вопрос возник еще и потому, что по данным некоторых представителей таких современных профсоюзов как МПРА или Новопроф, для рабочих современных иностранных предприятий, имеющих свои филиалы в России, в большей степени характерно называть себя скорее «сотрудниками», нежели, как в прежние времена, «рабочими». Эта гипотеза подтвердилась, но лишь отчасти.
Само исследование проводилось в Омске и Калуге, которые на сегодня представляют собой в определенной мере два разных типа промышленных городов России. Бывший закрытый миллионный Омск имеет структуру промышленности старого советского образца. То есть, в основном представленную предприятиями ВПК и пищевой промышленности.
Калуга — относительно небольшой и достаточно типичный областной центр европейской части России. За последние 10-11 лет здесь усилиями региональных властей был создан значительный кластер предприятий современного автомобилестроения мирового уровня, с новыми технологиями и более современной организацией труда. Здесь представлены крупнейшие мировые производители автомобилей и их комплектующих (например, Volvo, Volkswagen и некоторые другие).
Соответственно, предполагалось, что и самоощущение трудящихся, работающих на старых советских предприятиях и на современных с иностранным капиталом, достаточно сильно различается. Действительно, число тех, кто считает себя не «рабочим», а «сотрудником» в Калуге в два раза больше. Однако абсолютное большинство опрошенных в обоих городах продолжают считать себя именно «рабочими». Причем, даже те, кто называет себя «сотрудником», при более детальном разговоре, как выяснилось, все равно ведут и позиционируют себя, выступая с достаточно традиционных пролетарских позиций.
«Нам часто дают понять, что мы и директор, другие сотрудники — не одно и то же… Разделение есть», — подчеркнула рабочая калужского Volkswagen Марина. Характерно, что Марина имеет высшее образование. Вообще, исследование показало довольно высокий уровень образования современных рабочих. Из общего числа опрошенных, высшее и неоконченное высшее образование имеют около трети, абсолютное большинство остальных имеют средне-специальное и среднетехническое образование.
Одним из главнейших выводов исследования политических взглядов рабочих состоит в том, что представление о том, что они горой за центральную власть и лично Владимира Путина, навязываемое российским телевидением, не соответствует действительности. Лишь один (!) из респондентов сказал, что он всегда голосовал за Путина и «Единую Россию», однако уточнил, что после пенсионной реформы настолько разочаровался в президенте и в партии власти, что на следующих выборах склоняется к тому, чтобы поддержать КПРФ.
В целом же исследование показало, что рабочие достаточно сильно самоотстранены от текущей внутренней политики. Так, среди опрошенных процент тех, кто не ходит на выборы (48%) значительно выше, чем в среднем по стране, даже если речь идет о самых популярных выборах — президентских. Напомним, что по данным ЦИК РФ на последние президентские выборы 2018 года не пришли 32,5% избирателей, имеющих право голоса.
Однако нынешняя парламентская оппозиция также не особо вдохновляет рабочих. Некоторые из респондентов указывали КПРФ, ЛДПР и СР как партии, о которых они знают и которые в какой-то мере отражают их интересы, но делали это без особого энтузиазма.
Довольно характерный ответ на вопрос «какие партии защищают интересы рабочих?» дал 35-летний Сергей шлифовальщик из Омска: «Я вообще мало верю политиканам, партиям. Я больше верю в людей здесь, на местах, в тех людей, с которыми я работаю, которых я знаю. Здесь на местах среди представителей разных (политических) движений попадаются вполне адекватные люди. Но (их) верхушка обычно — ай-яй-яй».
Надо отметить, что и к внешней политике отечественного правительства и к таким ее реперным точкам как Украина или Сирия рабочие также относятся достаточно сдержано. Характерны в этом смысле высказывания, посвященные этой теме, прозвучавшие на одной из фокус-групп, в которой принимали участие работники калужского Volkswagen.
Владимир, 30 лет: «Нас, простых людей этот внешнеполитический курс практически никак не касается. Все это делается в интересах тех, кто там (наверху) сидит. Их касается, а нас нет. Получим мы с этого какие-то дивиденды — вряд ли. Если там у них чего-то не срастется, то может быть хуже. Для меня, что наши власти — Путин и (наша) элита, или американские, французские, украинские ничем друг от друга не отличаются. Они сидят там наверху и разруливают свои интересы, а на наших интересах они наживаются».
Федор, 45 лет: «Володя правильно сказал».
Роман, 47 лет: «Показывать и проявлять себя стране нашей надо, и защищаться надо, и репутацию свою поддерживать надо. Но я соглашусь, мне-то что с этого? Ничего».
Владимир: «Я скажу, что нам с этого. Эта информационная шумиха нужна для того, чтобы мы поменьше полезного могли для себя найти среди того потока дерьмеца, который выливается из телевизора. Чтобы мы за этим потоком про Украину, Сирию, Скрипалей не могли увидеть то, что нам действительно надо — повышение пенсионного возраста, НДС и так далее».
Еще один вопрос — об отношении к мигрантам — был призван выяснить, насколько распространены в рабочей среде националистические и ксенофобские взгляды, столь характерные для современной России.
Исследование показало, что опрошенные нами рабочие гораздо более толерантны к мигрантам, чем это показывают проводимые в стране массовые социологические исследования. Так, если по результатам опроса «Левада-центра», проведенного в июле 2018 года, о своем негативном отношении к мигрантам сказали 67% опрошенных, то среди наших респондентов таковых оказалось 45%, причем большинство мигрантофобов в основном омичи. Среди калужан, работающих на предприятиях мирового уровня, интернационалистов оказалось существенно больше.
Один из важнейших вопросов, который задавался респондентам, был призван выяснить их включенность в господствующее в стране информационное поле. Он касался источников общественно-политической информации, которой рабочие пользуются для того, чтобы составить свое представление о событиях в стране и мире.
Пожалуй, самой большой неожиданностью стало то, что опрошенные рабочие в гораздо меньшей степени, чем среднестатистический россиянин, используют для этого телевидение. Напомню, что социологический опрос, проведенный в марте 2018 года «Левада-Центром», показал, что для 85% россиян основным источником общественно-политической информации до сих пор остается телевидение.
В то же время для абсолютного большинства (78%) опрошенных нами рабочих основным (иногда единственным) источником информации является интернет. Телевидение в качестве одного из источников общественно-политической информации назвали лишь 22% респондентов. Причем некоторые отказались от телевизора вообще. Такое отторжение рабочими информационного мейнстрима, господствующего в стране, вполне коррелирует с их неприятием ее политики.
Подытоживая, можно сказать, что исследование взглядов рабочих показало, что им в основном не нравится то, что происходит в стране, они весьма недоверчивы к власти, ее внутренней и внешней политике, а также к созданному ею информационному пространству. Рабочие не видят в существующих партиях (в том числе, левых) выразителей своих интересов.
При этом их собственные взгляды стихийно более левые (если под этим подразумевать больший демократизм и интернационализм), чем взгляды большинства существующих сегодня левых партий и движений. Рабочие готовы поддерживать такие движения, если те предложат им программу действий, которая будет отражать интересы не политиканов, а их собственные.
Александр Желенин