Судебное дело по факту дуэли А. С. Пушкина изучено достаточно хорошо, однако ряд его аспектов даже спустя века, безусловно, заслуживает пристального внимания. При постановлении приговора служители Фемиды «запутались» в серьезной юридической коллизии, разрешать которую в итоге пришлось самому императору. Отчасти это объясняется крайне низкой квалификацией суда, а отчасти — явными личными симпатиями.
L.R сделал попытку развеять популярный и устойчивый стереотип о «странной мягкости» приговора Дантесу (написавшему, кстати, председателю коллегии весьма забавную жалобу), проанализировав нормы действующего тогда российского законодательства и правоприменительную практику по аналогичным делам.
Главные доказательства по делу потерялись!
После дуэли Николай I повелел судить военным судом Пушкина, Дантеса, «так равно и всех прикосновенных к сему делу». Суд был учрежден при лейб-гвардейском Конном полку, презусом (председателем) назначили полковника того же полка Бреверна, асессорами — шестерых офицеров, а для производства дела — аудитора Маслова. Работали быстро: первое заседание прошло 3 февраля, а решение приняли 19 февраля.
О преддуэльных событиях известно немало. В суде Дантес и его секундант, секретарь французского посольства виконт Д’Аршиак, придерживались так называемой геккереновской линии, обвиняя во всем «необузданного ревнивца» Пушкина, а секундант поэта Данзас пытался доказать, что поединок спровоцировали именно действия Дантеса и его приемного отца Геккерена.
Суд долго и безуспешно пытался установить авторство анонимных писем, полученных Пушкиным в ноябре (тот самый «диплом рогоносца»), а также более поздних. Важно: судьи посчитали именно эти письма поводом к дуэли, взяв за основу трактовки мнение поэта, изложенное в его январском письме к Геккерену.
Опытнейший аудитор Маслов — единственный юрист в составе суда — увидел тем временем ряд пробелов судебного следствия. Он обратил внимание на то, что в деле отсутствует пресловутый анонимный диплом, который должен был бы стать одним из главных документов в этом процессе. Маслов настойчиво искал и его, и другие анонимки — они просто как в воду канули.
Как считают современные эксперты, аудитор на 100% пришел к убеждению в виновности Дантеса, но был обеспокоен тем, достаточно ли судебных доказательств его вины, чтобы заброшенный в Россию «на ловлю счастья и чинов» француз не отвертелся от правосудия. Но доказательства, которые могли бы усилить мнение суда насчет подсудимого, были банально утеряны!
Когда старый закон лучше нового
В начале сентенции (приговора) от 19 февраля четко констатировалось: суд был учрежден не только над Дантесом и Данзасом, но и над Пушкиным. В описательной части решения подробно изложили обстоятельства дуэли, повторим: за основу судебной оценки было взято письмо Пушкина к Геккерену-старшему и показания Данзаса.
Тогда еще действовали официально не отмененные нормы петровского «Воинского устава 1716 года». И по ним выживших после поединка воинских чинов надлежало казнить через повешение, а убиенных — «по смерти за ноги повесить». Однако Пушкин не являлся офицером, а секундант Дантеса Д’Аршиак вовсе был дипломатом, да и сбежал из России еще до суда.
В результате полковой суд вынес следующее решение (стоит привести его полностью):
«…подсудимого поручика Геккерена за таковое преступное действие по силе 139 Артикула воинского Сухопутного устава и других под выпискою подведенных законов повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камергер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертию прекратить, а подсудимого подполковника Данзаса… по силе 140 воинского Артикула повесить».
Но была одна юридическая загвоздка. Совсем недавно — а точнее 1 января 1835 года — вступил в силу Свод законов Российской империи 1832 года. В соответствии с ним смертная казнь в России применялась в отношении трех категорий преступлений: политических, воинских и так называемых карантинных — совершенных во время эпидемий или сопряженных с насилием над карантинной стражей. В 1837 году приговорить кого-либо за дуэль к смертной казни было нельзя! Возможными пределами наказания Дантеса были «наказание кнутом и каторжными работами». А Пушкину за причинение легких ран и вовсе полагалось короткое заключение или посильный денежный штраф.
Объявленный приговор был незаконным. К тому же наказание явно отличалось от обычного для аналогичных дел. За дуэль переводили из гвардии в армию, из столиц на Кавказ, сажали на месяц в крепость. Лермонтов за дуэль с де Барантом был переведен в действующую армию на Кавказ, а его убийца Мартынов получил три месяца гауптвахты…
Исследователи убеждены: офицерский суд с пониманием отнесся к причинам, побудившим Пушкина выйти к барьеру. Поэт поступил так, как должен был бы в такой ситуации поступить на его месте любой из судей. И предельно строгое равное наказание обоим противникам уже не повредило бы погибшему Пушкину, но служило хоть какой-то гарантией сохранения строгого, пусть не смертного, приговора при его утверждении в дальнейших инстанциях.
Уже после вынесения приговора, но до принятия по нему окончательного решения Дантес отправил на имя презуса военно-судной комиссии жалобное письмо, где продолжал чернить поэта. Убийца старательно перечислял такие якобы присущие Пушкину качества, как злобность, мстительность, нетерпимость к окружающим, невоспитанность, деспотизм по отношению к своей жене (!), и противопоставлял ему себя как образец благопристойности.
Между тем генерал-аудитор (следующая инстанция), сверяясь и с упомянутым «Воинским артикулом», и со «Сводом законов 1832 года», определил: Дантеса «за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного им российского дворянского достоинства, разжаловать в рядовые с определением на службу по назначению инспекторского департамента». Наказание, как и полагал полковой суд, достаточно строгое, но, наверное, не слишком справедливое.
Стоит отметить: достаточно популярная сегодня оценка суда как «спектакля», поставленного по царскому сценарию, все же не соответствует истине. Судьи не шутили, а вынесли Дантесу — Геккерену смертный приговор! Генерал-аудитор же был вынужден придать ему законность. И обе инстанции исходили именно из пушкинской версии о причинах дуэли.
Царь ставит точку. И мягкий знак
Итак, окончательное решение было за императором. На определении генерал-аудитора 18 марта 1837 года Николай I начертал конфирмацию: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты». Увы, Дантес в конце концов остался безнаказанным только по личной воле царя. Он лишь возвращался обратно за границу, как бы цинично это ни звучало, после некой «перезагрузки», наказанный совершенно мягко, даже символически.
Как свидетельствуют исторические источники, Дантеса отправили домой в санях… приписанных к императорскому двору, то есть за счет казны. Символичный факт: убийца Пушкина поехал в Париж в тот самый день, когда был выслан совсем в другую сторону, на Кавказ, еще один великий поэт —Лермонтов. Это засвидетельствовал друг Пушкина А. И. Тургенев в своей дневниковой записи от 19 марта 1837 года: «19-го марта. Встретили Дантеса, в санях с жандармом, за ним другой офицер, в санях. Он сидел бодро, в фуражке, разжалованный и высланный за границу…»
Справедливость, в том числе и высшая, порой принимает причудливые формы. Месье Дантес прожил после этого еще почти 60 лет. Судьба, кстати, отмерила немало и его приемному отцу — барону Геккерену: тот протянул без малого полвека.
«По смерти за ноги повесить». Суд применил нормы столетней давности… из сочувствия – legal.report