Возможность уступки права требования, наоборот, ограничена — эту сделку признают недействительной, если она заключена лишь с целью навредить контрагенту. А арбитражным управляющим разрешили привлекать сторонних специалистов.
Антимонопольный контроль за банкротными торгами, в том числе контроль соблюдения процедуры, возможен лишь в случае, когда результаты этих процедур могут оказать влияние на состояние конкуренции на соответствующих товарных рынках, указал Верховный суд в деле № А40-97169/21. Там организатор торгов «РЭТС» оспорил решение ФАС, которая рассмотрела поступившую жалобу и обнаружила нарушения в торгах по продаже имущества банкрота ОАО «Гидрометаллургический завод». А именно в объявлении о проведении торгов не были указаны сведения об обременениях продаваемого имущества.
«РЭТС» отправился в суд, указывая, что у ФАС нет полномочий рассматривать жалобы на банкротные торги. Но три инстанции поддержали антимонопольщиков.
Иного мнения оказался Верховный суд: ФАС может рассматривать жалобы на действия организаторов банкротных торгов лишь тогда, когда они значимы для состояния конкуренции, пресечения монополистической деятельности и так далее, то есть защищают публичный интерес, объяснила экономколлегия. У реализации имущества на торгах в конкурсном производстве другая главная задача — наиболее полно удовлетворить требования кредиторов, получив максимальную выручку, то есть речь о частном интересе. Поскольку произвольный контроль ФАС может этому помешать, он не должен быть безусловным, указали судьи ВС. Как говорится в их определении, антимонопольщики должны обосновать каждый случай вмешательства в банкротные торги с точки зрения реализации целей закона «О защите конкуренции».
ВС удовлетворил жалобу «РЭТС» и признал решение ФАС недействительным.
ВС ограничил антимонопольный контроль за банкротными торгами, что оценивает положительно руководитель проектов консалтинговой группы Денис Данилов. По его мнению, достаточно возможности оспорить торги на основании ст. 448 ГК. Но кое с чем юрист несогласен.
Сложно согласиться с мотивировкой ВС, что в банкротных торгах нет цели поддержать конкуренцию. Считаю, что это способствует наиболее полному удовлетворению требований кредиторов в банкротстве.
В 2020 году «Новая вагоноремонтная компания» обязалась ежемесячно и в гарантированном объеме приобретать у «Торговой компании «ЕвразХолдинг» колеса для поездов. За невыкуп покупателю грозил штраф в размере 10% стоимости неприобретенных товаров в каждом квартале. Согласно договору, этот штраф был исключительной неустойкой, то есть полностью исключал возмещение возможных убытков.
В апреле и мае 2020-го покупатель не стал выкупать положенный объем, как он утверждал, из-за пандемии коронавируса. «ЕвразХолдинг» продал колеса на сторону по более низкой цене и решил взыскать с контрагента 42,4 млн руб. убытков в виде разницы в цене и 12,6 млн руб. штрафа (дело № А40-78186/2020).
Три инстанции частично удовлетворили иск, снизив штраф до 9 млн руб. Убытки они взыскали в полном объеме, ведь условие договора не освобождает покупателя от ответственности, учитывая, что подтверждено умышленное нарушение обязательств.
Экономколлегия их поправила. Условие договора, которое предусматривает исключительную неустойку, не может быть недействительным само по себе. Надо проверять, был ли умысел у должника нарушить обязательство, чего нижестоящие инстанции не сделали. А еще они проигнорировали довод покупателя о слишком низкой цене по замещающей сделке.
На практике часто бывает сложно исследовать умысел при нарушении договора, говорит Римма Малинская, партнер практики коммерческих, корпоративных споров и международного арбитража Ведь это зависит от субъективного восприятия фактов. «Например, покупатель просит скидку, а когда ему отказывают, то не производит выборку товара, очевидно учитывая положения договора, что максимальные пределы его ответственности — это 10% неустойки. Имеет ли он умысел нарушить договор или действует разумно в поисках выгоды?» — приводит пример юрист.
Новозыбковский машиностроительный завод купил у «Модум-Транса» право требования к должнику «СпецНефтеТранс» на 404 млн руб. за эту же сумму. Тогда «СпецНефтеТранс» уже был в банкротстве. Деньги он так и не выплатил и был ликвидирован. Следом в процедуру банкротства вступил завод, а его конкурсный управляющий решил оспорить цессию и принудить «Модум-Транс» вернуть полученное (дело № А09-12768/2018).
Первая инстанция отказала. Апелляционный суд, напротив, согласился аннулировать сделку. Он исходил из того, что ее заключили на невыгодных условиях, поскольку передавалось неликвидное право требования к должнику, находившемуся в состоянии банкротства, а новый кредитор, завод, не включался в реестр «СпецНефтеТранса». Все это указывает на фактическую аффилированность завода и «Модум-Транса», решила апелляция. Поскольку «СпецНефтеТранс» был ликвидирован, суд применил одностороннюю реституцию.
В отличие от суда округа экономколлегия с этим не согласилась. Она напомнила, что ключевая характеристика подозрительных сделок — причинение вреда кредиторам, чьи требования остались неудовлетворенными. «Если вреда нет, то предполагается, что интересы не пострадали, а встречные представления равноценны», — говорится в определении ВС. А это, в свою очередь, исключает возможность признания сделки недействительной независимо от других «подозрительных» признаков вроде неплатежеспособности, осведомленности об этом контрагента и так далее.
«СпецНефтеТранс» был аффилирован с банкротом, а «Модум-Транс» указывал, что договор цессии — это способ урегулировать спор. Заключили его за год до возбуждения дела о несостоятельности завода. В деле нет доказательств, что цессия причинила вред, обратила внимание экономколлегия. Что касается пассивности завода, который не встал в реестр кредиторов, то реализация этого права зависела от должника и не влияла на действительность сделки, решил ВС. Он оставил в силе решение первой инстанции, которая отказалась аннулировать цессию.
Расходы на привлеченных специалистов в банкротстве сверх лимита можно признать обоснованными, если управляющий не может сам выполнить задачу, напомнил Верховный суд в деле № А40-153465/2016. Привлечение специалиста должно быть экономически целесообразным, то есть потенциально приносить больше выгоды, чем расходов (оценивается на момент решения).
Такие аргументы экономколлегия привела в банкротном деле Дмитрия Барченкова, где суд признал недействительной продажу недвижимости в Германии и Испании. Кредиторы решили привлечь иностранных юристов, чтобы вернуть объекты, и финансовый управляющий Олег Клемешов обратился в суд с соответствующим ходатайством. Но суды отказали, сочтя расходы на зарубежных специалистов необоснованными. Они предложили управляющему самому заняться этими вопросами, поскольку он профессиональный участник процесса, а если он не хочет или некомпетентен, то это не повод перекладывать его обязанности на кого-то еще. В частности, сделки уже признаны недействительными. Осталось их исполнить. Например, в Германии это возможно через ФССП России или через процедуру признания и приведения в исполнение решения российского суда.
Но арбитражный управляющий не обязан иметь знания и навыки работы по иностранному праву, возразила экономколлегия. Нет у него и возможности быть представителем за рубежом. Тем более во многих юрисдикциях допуск к правосудию возможен через профессиональных представителей по местному праву.
По мнению ВС, суды не оценили и экономический аспект привлечения иностранных юристов. Хотя следовало выяснить, сколько планируется потратить на юридические услуги, активы какой стоимости планируется вернуть и какова вообще вероятность их возвращения в конкурсную массу.
Экономколлегия отдельно отметила, что без помощи зарубежных специалистов проблематично будет и продать зарубежную недвижимость, поскольку большинство ее потенциальных покупателей тоже находятся за границей.
Дело отправлено на пересмотр, решения по нему пока нет.
Долгое время практика склонялась к ограничению перечня случаев, при которых управляющий может приглашать специалистов, отмечает Зоя Галеева, управляющий партнер Но иногда без них не пополнить конкурсную массу. Позиция ВС позволит привлекать зарубежных специалистов, но начнет применяться лишь спустя некоторое время, ведь сейчас российские лица испытывают сложности с заключением и исполнением сделок за рубежом, полагает Галеева.
Верховный суд оценил доказательства в деле, где иностранная корпорация просила привести в исполнение решение французского арбитража о взыскании средств с российского контрагента (дело № А72-14198/2021). В суд обратился японский производитель по производству ламп и оптики для машин Koito Manufacturing Co., Ltd. Он предъявил решение Международного арбитража при Международной торговой палате о взыскании с компании «Автосвет» («Лада») ¥187,8 млн долга за лицензию на техническую информацию об осветительном оборудовании для машин. Решение арбитров основывалось, в частности, на меморандумах об урегулировании правоотношений, которые с российской стороны подписала компания «Объединенные автомобильные технологии» (ОАТ; материнская организация «Автосвета»).
«Автосвет» возражал против того, чтобы приводить в исполнение решение иностранного арбитража. Он указывал, что не подписывал меморандум о сумме долга и не признавал задолженность. Иными словами, арбитр не установил реальную волю ответчика, а документ подписало лицо (гендиректор ОАТ), которое якобы представляло интересы «Автосвета», хотя доказательств этому нет. Две инстанции с этим не согласились, но ВС поддержал российскую компанию.
Он напомнил, что соразмерность гражданско-правовой ответственности и законность — элементы публичного порядка. Если он нарушается, то арбитражный суд отказывает в признании и исполнении иностранного арбитражного решения (ч. 3 ст. 244 АПК). Экономколлегия отметила, что решение о взыскании было принято без доказательств, которые бы подтверждали, что ОАТ выражает волю «Автосвета», подписывая меморандумы. То есть имеется спор о волеизъявлении ответчика на заказ работ, а еще нет доказательств, что истец сдал работы. Присудить долг в таких условиях — значит отобрать частную собственность ответчика без подтверждения встречного исполнения, то есть без оснований.
В 2022 году ВС отказал в приведении в исполнение ряда решений иностранных судов и арбитражей из-за противоречия публичному порядку РФ, говорит Глеб Ковригин, старший юрист практики разрешения споров и расследований Он рассказывает, что в некоторых делах речь шла о нарушении принципов соразмерности взыскания и справедливости судебного разбирательства, несоблюдении интересов третьих лиц в процессе, запрета на уменьшение конкурсной массы.
Арбитры разрешают дело с учетом законодательства места арбитража и права, применимого к договору, отмечает Малинская. По ее мнению, вмешательство в вопросы оценки доказательств — это изъятие или по меньшей мере ограничение одного из ключевых полномочий арбитров, и следовательно, оно ограничивает фундаментальное право сторон разрешать споры в том порядке, в каком они это согласовали.
Таким образом, получается, что арбитр, разрешая спор с применением иностранного права, должен также применять российское процессуальное право в части оценки доказательств, их относимости и допустимости, достаточности и формы предоставления, поясняет Малинская.
В деле № А40-269141/2019 экономколлегия подтвердила право экс-директора ООО «Статус» Сергея Долгих обжаловать решение о включении в реестр компании кредитора. К своей жалобе Долгих приложил судебное определение, которое подтверждало, что его привлекают к субсидиарной ответственности по обязательствам должника. Но апелляция возвратила жалобу. Она исходила из того, что Долгих наделен правом оспаривания только в пределах обособленного спора о привлечении к субсидиарке.
Верховный суд не согласился. Он указал, что размер требований кредиторов к должнику и объем конкурсной массы непосредственно влияют на правовое положение контролирующего лица. Последнее должно иметь возможность на это влиять, поскольку оно заинтересовано в надлежащем формировании реестра требований кредиторов. И здесь у него нет иного способа защиты, кроме оспаривания признания требования обоснованным, говорится в определении экономколлегии. Вынося такое решение, она опиралась, в частности, на аналогичную позицию из Постановления Конституционного суда от 16.11.2021 № 49-П.
П. 1 ст. 61.14 закона «О банкротстве» указывает, что контролирующие должника лица обладают правами ответчика по спору о субсидиарной ответственности, и ничего не говорит об их правах в других обособленных спорах в деле о банкротстве, говорит Евгения Червец, управляющий партнер московского офиса КА , руководитель практики «Разрешение споров». Но по ее словам, суды часто понимали эту норму так, что у контролирующего лица имеются процессуальные права только по спору о субсидиарной ответственности. Сейчас же нижестоящие суды дают контролирующим лицам право на участие в тех спорах, по которым высказались ВС и КС (установление требование других кредиторов, жалоба на действия арбитражного управляющего). По другим процессуальные права контролирующих лиц продолжают игнорироваться, указывает Червец.
Вера Рихтерман, партнер судебно-арбитражной практики АБ , наоборот, предупреждает об опасности расширительного толкования позиций ВС и КС: «Например, в отношении контролирующего лица еще не принят судебный акт о привлечении к ответственности, а вопрос только на рассмотрении суда, но суды уже наделяют его правами на оспаривание требований кредиторов, взыскание убытков и оспаривание сделок». По мнению Рихтерман, это противоречит интересам иных лиц, участвующих в деле о банкротстве, или контрагентов должника.
В третьем чтении Госдума приняла новеллу, которая предусмотрит порядок участия контролирующих должника лиц в обособленных спорах.
Текст проекта имеет и недостатки, поскольку предусматривает, что для допуска контролирующего лица ему в каждом споре придется доказывать, что спор влияет на размер субсидиарной ответственности.
В 2020 году исполнитель «Волгостальконструкция» (ВСК) потребовала от ООО «ИНГКА Сентерс Рус Проперти» долг по договору подряда в размере 112,8 млн руб., который в 2016 году заключила с его правопредшественником «ИКЕА МОС (Торговля и Недвижимость)». Общая сумма договора превысила 725 млн руб. «ИНГКА» возразила, что ничего не должна, потому что все работы приняты и оплачены. В том же 2020-м ВСК уступила этот долг в 112,8 млн руб. жительнице Нижегородской области Надежде Крайновой. По договору цессии она обязалась оплатить 2 млн руб. двумя равными платежами, а еще 98% того, что будет исполнено должником, а «Волгостальконструкция» выступила перед ней поручителем за должника.
В 2021-м подрядчик подал иск в Борский городской суд Нижегородской области к Надежде Крайновой о взыскании 1 млн руб. долга по договору цессии, к делу третьим лицом привлекли компанию «ИНГКА». Последняя, свою очередь, подала иск в Ленинский райсуд Нижнего Новгорода о признании цессии недействительной. «ИНГКА» утверждала, что этот договор заключили исключительно с намерением причинить ей вред (ст. 10 и 168 ГК): искусственно изменить подсудность и усложнить защиту от необоснованных требований. Кроме того, Крайнова не ИП, не инвестор, не коллектор и вообще сомнительный должник. Она платит за требование 2 млн руб., но ее выгода по сделке не превысит 257 118 руб., подсчитала «ИНГКА».
Райсуд не стал признавать договор недействительным. Он учел, что Крайнова перевела часть денег за право требования, и не увидел намерения причинить вред фирме «ИНГКА». Она не высказывала сомнений в компетентности суда общей юрисдикции по разрешению таких споров. А еще она не является стороной договора цессии и не доказала интереса в признании сделки недействительной. Две инстанции согласились.
А вот Верховный суд — нет. Раз уступленное требование возникло в сфере бизнеса, то отсутствие реального экономического интереса в цессии может быть одним из поводов признать ее недействительной, указал ВС в определении № 9-КГ22-6-К1. Из него следует, что искусственное изменение подсудности может указывать на злоупотребление правом. Нижестоящие инстанции упустили это из виду, а еще не проверили доводы истца об убыточности сделки для Крайновой.
Сейчас дело находится на пересмотре в райсуде, который должен выполнить указания ВС.